Цена Южных проблем

Самой болезненной проблемой нынешней России многие изображают Кавказ. Официоз дежурно вещает о «налаженной мирной жизни», но то и дело срывается на неких «недобитых террористов», которые заводятся там снова и снова. Оппозиция же приписывает кавказские события «козням Кремля», которому эта бесконечная война нужна как повод для «укрепления вертикали». Концепция Транслаборатории отличается тем, что мы принимаем во внимание всю историю этой войны, а не только 1990-2000 годы.

Кавказская война началась почти сразу после победы над Наполеоном, когда у России больше не осталось серьезных врагов, и она, на пару с Англией, поделила всю Европу. Затем Англия, руками Турции, спровоцировала эту войну и долгое время ее подпитывала. Расчет (увы, справедливый!) был сделан на близорукость российской власти и ее старые византийские амбиции, на то, что она будет расчесывать комариный укус вместо внимания к глобальным проблемам. В результате весь XIX век Россия была скована кавказскими, турецкими и балканскими делами, нелепо добиваясь выхода к средиземноморской луже, уже запертой англичанами на другом конце. А в это время Англия спокойно колонизировала весь остальной мир.

Однако обвинять в этом саму Англию, как делают ура-патриоты, совершенно нелепо. Англичане поступали в полном соответствии со своими национальными интересами, требовавшими приостановить глобальную экспансию крупного конкурента. Главным направлением европейской экспансии тех лет являлись великие и малоизведанные еще просторы Нового Света. Если бы русские патриоты были поумнее, они бы сами притормозили британскую экспансию в Америку, активно поддержав, к примеру, шотландских сепаратистов, веками сопротивлявшихся власти Лондона и способных перебить ему заокеанские аппетиты. Но увы - неповоротливая российская власть так и осталась в плену своего имперского европоцентризма, превращая тем самым Россию в мировую провинцию. Парус поэта, сосланного бездарно погибать на Кавказ, белел зря...

Многодесятилетняя Кавказская война XIX века оборвала колоссальные перспективы русской экспансии в направлении Тихоокеанского региона. Это была эпоха, когда в зону влияния России попали не только Аляска и Калифорния, но и Гавайские острова. Крузенштерн и Беллинсгаузен разведали всю Пацифику вплоть до Антарктиды. Чуть позже Миклухо-Маклай обосновался на Новой Гвинее. Представим, что все огромные средства, потраченные и разворованные за этот век на Балкано-Кавказском участке, не говоря уж о традиционно не считаемых российской властью людских жизнях, были направлены на освоение Северной Пацифики - прибыльных и перспективных территорий Калифорнии, Аляски, Гавайев. Но вместо этого произошло сворачивание русского присутствия в этом регионе и позорная продажа земель. Кстати, никаких угроз и давления со стороны правительства США в то время не было - наоборот, пришлось раздать немало взяток, чтобы убедить американских политиков взять эти территории под свою опеку.

Важно понять, что русская колонизация Калифорнии в XVIII-XIX вв. - это вовсе не «перепрыгивание» через некие «естественные» границы. Границы создаются не природой, а людьми, и именно таких «человеческих» границ не достает сегодня на Дальнем Востоке. Россия чувствовала бы себя гораздо увереннее в отношении Китая, если бы Северная Пацифика осталась внутренним русским морем, а крайним плацдармом на Востоке были не пустынная Камчатка и окруженное Приморье, а густонаселенная и недосягаемая для Китая русская Калифорния. При этом можно даже не особо принимать в расчет калифорнийский «золотой» фактор - стратегически важнее аграрный потенциал Калифорнии с ее мягким климатом. Еще важнее то, что через нее Дальний Восток смог бы экономически интегрироваться в быстро растущую североамериканскую экономику. Сегодня Россия на Востоке словно бы упирается в «край света», - а тогда здесь существовал бы второй центр экономической активности, сравнимый с тем, что находится западнее Урала. Сибирь стала бы не «дорогой в никуда», а перекрестком торговых путей между двумя развитыми центрами, что колоссально ускорило бы ее развитие и заселение.

Само наличие этого отделенного от континентальной России русского массива могло бы серьезно повлиять на внутриполитическую ситуацию в стране и даже изменить ход истории. Например, оттянув часть активного населения из центральных областей, она могла бы снизить риск революции. Или, наоборот, стать центром другой революции - модернистской и экономической. В крайнем случае, здесь могла бы осуществиться утопия «Острова Крыма» - в масштабе 10 к 1. Русской эмиграции не пришлось бы рассеиваться по миру, она бы создала здесь более свободную и полноценную версию русского государства. И если бы в мире сохранился независимый анклав процветающей русской цивилизации - хранитель традиций и источник полноценных кадров, - остальная страна после 1991 года могла бы избежать множества проблем и ошибок. Можно было бы сразу вышвырнуть на помойку всю бездарную и жадную свору (пост)советских чиновников и передать управление полноценным русским людям, умеющим работать в новой экономике.

Все эти грандиозные перспективы сорвала Кавказская война XIX века и связанная с ней деформация внешней и внутренней политики, превратившая Россию в полицейский режим и «жандарма Европы». Интересно, что новая война на Кавказе разгорелась именно тогда, когда перед Россией снова открылась перспектива принципиально нового пути развития. Возникает странное чувство, что сами российские власти постоянно стремятся к тому, чтобы упустить настоящие исторические возможности и уничтожить глобальный потенциал русской цивилизации. Кавказскую политику Кремля воспринимают как проявление «жесткой политической воли», - на самом деле там вообще нет воли, а есть примитивная и легко используемая извне связка «стимул-реакция». Хотя Север, Сибирь и Дальний Восток неизмеримо важнее для нашего будущего, чем Кавказ. Россия без Кавказа - это Россия; Россия без Сибири - это обрубок. Кавказ сегодня - это черная дыра, поглощающая ресурсы, столь необходимые для обустройства других, более важных регионов. Пока все внимание приковано к Кавказу, в этих регионах происходят необратимые изменения, реагировать на которые «по факту» будет уже поздно. Регулярные сообщения типа «Камчатка осталась без топлива», «Приморье осталось без горячей воды», при всей их бытовой неказистости, - это гораздо более серьезные сигналы, чем все вместе взятые теракты в Чечне и в Москве.

Когда нам говорят, что «удерживая Кавказ, мы тем самым укрепляем единство страны» - это очевидная глупость. Этим укрепляется лишь статус России как глухой провинции, изолированной от своего глобального будущего. Не говоря уже о том, что Кавказ в демографическим плане сегодня сам завоевывает Россию, постепенно превращая ее в «большую Чечню».

Северная альтернатива

Все сходятся во мнении, что в эпоху глобализации России жизненно необходимо экономически и политически интегрироваться в некое более широкое пространство. Споры идут только о том, куда и с кем.

Наиболее популярна сегодня идея «Северного Блока» - максимально тесного сближения с Европой и США, культурно близкими партнерами, чтобы вместе с ними противостоять опасному и цивилизационно чуждому «Югу». Рассуждений на эту тему множество, но все они страдают одним общим дефектом. Три партнера - Россия, Европа, США, - мыслятся как неизменные целостные субстанции, а их объединение - как механический альянс уже существующих структур, которые сегодня выступают от имени этих «политических субъектов». Фактически, речь идет не о соединении огромных разнообразных континентов, а о союзе «Вашингтона, Брюсселя и Москвы». Эта логика прошлого века, проникнутая идеями иерархии и унификации, мешает видеть реальные перспективы будущего.

Реальность же состоит в том, что в перспективе ближайших 30-50 лет целостность и единство указанных субъектов весьма проблематичны. Их необходимое слияние должно мыслиться по ту сторону ныне существующих властных структур, которые дрейфуют в сторону Юга. Объединяться должны не «три столицы», а сами северные регионы, от имени которых сегодня выступают столичные чиновники. Требуется не «Северный Блок» уже готовых субъектов, а принципиально новый альянс - Северное Пространство, которое расколет эти три субъекта, и интегрирует в себя «по частям». Ни «Брюссель», ни «Вашингтон», ни тем более «Москва» не войдут в Северное Пространство - а войдет та совокупность региональных кластеров, которая сегодня формально объединена под этими тремя брендами. Не учитывать этого в долговременных расчетах и по-прежнему мыслить на уровне «столиц» похоже на логику больного СПИДом, который планирует свою жизнь на десятилетия вперед.

Долговременная мировая тенденция - постепенная кристаллизация внутри массива развитых стран «Мирового Юго-Запада». Это пояс богатых регионов с «западным» менталитетом, но «южным» этнокультурным большинством. Примеры: Южная Калифорния, Гонконг, Париж с его арабскими миллионерами и даже Москва с ее кавказскими хозяевами vip-тусовок. В ходе этого процесса центры мировой власти перемещаются с условного «Севера» на «Юго-Запад», тем самым снимая противостояние «богатого Севера» и «нищего Юга». Но при этом окончательно расходятся интересы транснационального «Мирового Центра» и трансрегионального «Мирового Севера», - массива регионов, где сохраняется северная этнокультурная идентичность, где население ею дорожит. Размежевание этих двух миров неизбежно.

Такой вывод неприемлем для большинства политологов, которые заворожены симуляцией единства «цивилизованного мира». Если о возможности «распада России» иногда еще говорят (хотя всегда в негативном ключе), то распад США и тем более бурно интегрирующегося ЕС видится им как нечто фантастическое - как выглядел фантастикой распад СССР еще за 5 лет до 1991 года. Но пора взглянуть правде в глаза.

Концепцию распада США эксперты Транслаборатории сформулировали еще в 1998 году (проект «Европа от Китежа до Аляски», искать в Библиотеке Конгресса США), и с тех пор самые проницательные политологи и экономисты, в том числе в самих США (например, Патрик Бьюкенен), все более склонны видеть этот сценарий как реальный. Америке так и не удалось стать «плавильным котлом»: меньшинства не хотят терять свою идентичность, и страна постепенно делится на части, которые отличаются друг от друга уже на цивилизационном уровне. Самая острая проблема - обвальная мексиканизация южных штатов, которая превращает их в филиал «Великого Ацтлана». Гражданский мир в США держится только на возможности подкупать меньшинства и социальные низы за счет общего экономического процветания. Это подкуп принимает разную форму: социальные пособия, предоставление рабочих мест, привилегированное положение в информационном пространстве («политкорректность», сокрытие статистики насилия меньшинств над представителями большинства и т.п.) Но это возможно только до тех пор, пока молчат слои, за счет которых осуществляется этот подкуп. При малейшем сбое система взрывается. Пример - знаменитые бунты в Лос-Анджелесе 1992 года, когда меньшинства устроили грандиозный «белый погром» и пришлось вводить федеральные войска.

Америка даже сегодня, в эпоху процветания, живет на вулкане. Первый же серьезный экономический кризис, предсказываемый экономистами в недалеком будущем, взорвет и разметает американскую систему межэтнических сдержек и противовесов. Характерно, что впервые мысль об отделении от США южных штатов была озвучена еще в 1970-е гг., во времена энергетического кризиса (Олвин Тоффлер). Прогноз на ближайшие десятилетия заставляет нас снять со счетов США и принять во внимание как минимум две Америки: «Великий Ацтлан» (включая Мексику) на юге, и оставшиеся штаты вкупе с Канадой на севере, с достаточно напряженным пограничьем между этими странами. Космополитический мегаполис на Восточном побережье, возможно, будет суверенным государственным образованием, наподобие Сингапура.

Столь же плачевны перспективы Евросоюза. Летальный диагноз Европе мы поставили в том же 1998 году, в связи с конфликтом вокруг Косова. Многие видели в этом конфликте отголосок прошлого. На самом деле это картина будущего Единой Европы. Её ждет участь Советского Союза и Югославии. Сработает тот же самый механизм: межэтнические конфликты и нарушение консенсуса элит в эпоху экономического кризиса. Плюс провоцирующее вмешательство извне, со стороны исламского мира, направленное на исламизированные мигрантами регионы Европы. Раскол пойдет не по линии старых государственных границ и прежних домашних конфликтов (типа «немцы-французы»). Линия фронта пройдет по новому цивилизационному разлому, который отделит области Юго-Запада Европы, где с середины XXI века прогнозируется преобладание неевропейского населения. «Европейскими» останутся только Север и Восток Европы, куда и переберется после начала конфликта большая часть уцелевшего староевропейского населения.

Самый вероятный сценарий раздела для Европы - кипрский. Показательно, что греки-киприоты, несмотря на международное давление, не захотели на референдуме 2004 года объединяться с турками. Странно было ждать от них иного выбора, когда они могли воочию наблюдать исход «мирного межэтнического сосуществования» в Косове, финальная фаза которого по времени совпала с референдумом: избиение и изгнание последних сербов с их земли, разрушение тысячелетних памятников культуры, при полном бессилии ООН. Понятно, как при такой «рекламе» должен был проголосовать душевно здоровый человек. Не нужно быть экспертом, чтобы детально предсказать будущее Кипра после объединения: массовая миграция турок в развитую греческую часть острова, причем не только кипрских турок, но и материковых -  по примеру миграции Албания-Косово. Через 15-20 лет - демографическое преобладание турецкого населения, исламистский путч, террор, крах местной туристической индустрии (во благо турецкой Анталии), обнищание острова, потом - истребление и изгнание оставшихся греков, и наконец - уничтожение культурного наследия, чтобы стереть саму память о «греческой оккупации» острова...

Закономерно, что пробуждение европейского сознания начинается на угрожаемых окраинах Европы, где эти проблемы уже встали в полный рост. Но скоро тот же вывод сделают большинство европейцев. Босния и Косово - это не реликты прошлого, а картина будущего Европы. Демографические тенденции таковы, что через 30 лет вся Южная и Западная Европа будет представлять собой Боснию и Косово, а местами - Чечню. Нынешнее благодушие не должно обманывать: как показывает югославский пример, переход от «братства и дружбы» между народами к кровавой резне занимает всего несколько лет, - был бы повод. Разлом и дезинтеграция Единой Европы - реальность ближайшего будущего. В этом мы согласны с известным «экспертом по распаду» Владимиром Буковским.

Будущее России делает неопределенным та же самая демографическая проблема: смертельная апатия неисламского большинства, его старение, депопуляция и эмиграция самых активных, на фоне бурного роста исламских народов и мощного потока мигрантов с Юга. Россию ждет тот же самый сценарий, что Америку и Европу: болезненное разделение по линии Север-Юг. Причем нынешние властные элиты с их унитарно-ордынской традицией государственности откочуют в южную половину, а северное население будет консолидироваться вокруг новой цивилизационной идеи - не державной и не имперской, никак не связанной с южными проблемами. Именно эта общая судьба - решающий фактор для будущего трансконтинентального Северного Пространства.

Правильный диагноз совместному будущему Запада и России поставил еще в 1831 году петербуржский философ-славянофил Иван Киреевский, издатель запрещенного Романовыми журнала «Европеец». У Запада и России по отдельности нет будущего. Так же нет будущего у их механического соединения - слишком это разнородные структуры. Надежда на будущее появляется только если уникальность Запада (отнюдь не весь Запад), будет синтезирована с уникальностью России (отнюдь не вся Россия). По существу, это проект генезиса новой цивилизации - одновременно «постзападной» и «построссийской».

Итак, Северная цивилизация - это не механическая сумма Европы, России и Америки, а принципиально новый сплав, который отрицает эти умирающие единства. Географически туда входят регионы мира, которые желают дистанцироваться от южной агрессии «Мирового Центра» и ответной демографической экспансии «Мирового Юга». Регионы, которые готовы поступиться южными ресурсами для того, чтобы остаться самими собой. Центром консолидации этих регионов будет северная циркумполярная область планеты, от Исландии до Аляски, в обоих направлениях часовой стрелки. Характерно, что многие регионы, близкие к этому поясу, уже начинают осознавать зыбкость связи со старыми мировыми центрами. Например, самосознание и представление о будущем в Северной Европе, включая Германию, существенно отличается от франко-итальянской модели. 60% жителей Британских островов, особенно на Севере, вообще не считают себя гражданами Европы. На Аляске уже долгие годы развивается мощное сепаратистское движение, представители которого побеждают на выборах в этом штате и «республиканцев», и «демократов». В России постепенно возрождается петербуржское, поморское и сибирское самосознание, отторгающее унитарный бред московских «евразийцев»...

Важно подчеркнуть, что Северная цивилизация не строится по принципу расово-этнической чистоты, культурной унификации и т.п. Она будет складываться из разных народов, культур и рас. Например, малочисленные народы российского Севера с их уникальной культурой не принадлежат к европеоидной расе. Как и всякая полноценная цивилизация, глобальный Север нуждается в культурной многополярности и внутренней сложности - чем он сложнее, тем жизнеспособнее. Но важно, чтобы вся эта сложность опиралась на фундамент общих базовых принципов, которые и превращают цивилизацию в единое целое. Для Северной цивилизации это общая ориентация на постэкономические ценности. Она объединяет те народы и сообщества, для которых на первом месте стоит творческая полнота человеческой жизни. Культурный код этих сообществ не зациклен на религиозном прозелитизме и биологической экспансии, что избавляет их от раздоров за «жизненное пространство».

Массовая экспансия с Юга отвергается северянами именно по причине ее унифицированной массовости, тогда как Север превыше всего ценит творческую уникальность. Неслучайно в развитой северной экономике все большую роль играют именно креативные специалисты - чем, собственно, и переводят ее в постэкономическое измерение. При этом всякий, столь же унификаторский «расизм» прошлых эпох северным креативным сообществом также отвергается напрочь - здесь работают не догмы о том, что, мол, «только белые способны к творчеству», но принципиально обратный подход - только креативные люди являются «гиперборейцами» новой эпохи...

Зримым символом возникновения этой новой цивилизации в XXI  веке станет трансконтинентальный «Берингов мост» (фильм канала Discovery), который воссоединит северные пространства планеты.